Əziz həmvətənlərim, mən də bloq açmaq qərarına gəldim.
Məncə fərqli,xüsusilə müxalıf fikrin yayılmasına maneçilik törədildiyi,belə fikirlərin televiziyalarda,mitinqlərdə səsləndirilməsinə imkan verilmədiyi indiki dövrdə bu vasitədən də istifadə edilməsi vacibdir.
Bunu həm də fikirlərimi rejimin,təsisçilərin, baş redaktorların, bir çox hallarda isə jurnalistlərin daxili senzurasından,eyni zamanda təhriflərindən sığortalanmış şəkildə ifadə etmək imkanı kimi dəyərləndirirəm.
понедельник, 30 августа 2010 г.
«В Баку провинциальных ребят, не знавших города, унижали, а то и били…»
Ариф Гаджилы: «Особисты» допрашивали меня - откуда симпатии к афганцам, как я отношусь к Ирану»
16:25 30-07-2010
Редакция Vesti.Az продолжает вести рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.
Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем и уважаем. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей.
Сегодня в гостях у рубрики руководитель аппарата партии «Мусават» Ариф Гаджилы.
- Хотелось бы узнать вашу краткую биографию.
- Я родился 22 января 1962 года в селе Юхары Тала Загаталского района в семье учителя. Мой отец долгие годы преподавал историю, занимал посты заместителя директора и директора в сельской школе, а мать была домохозяйкой. Но после кончины отца в 1972 году, когда ему было 46 лет, мать стала работать в колхозе, и мы работали наряду с ней. Нас в семье четверо детей – сестра на 9 лет старше меня, брат Вагиф на полтора года старше, а младший брат Мустафа на 10 лет младше, и отец умер как раз в преддверии его появления на свет, отчего ему и дали отцовское имя. Моей матери Захиде ханум сейчас 78 лет, и ввиду преклонного возраста, а также проблем со здоровьем она живет вместе с нами в Баку, и только летом на 2-3 месяца уезжает в деревню.
- Каким вы были в детстве?
- Не особенно проказливым, но и отнюдь не тихим. Я вырос в бедной и интеллигентной семье, и поэтому чрезмерно баловаться было неуместно. Мы росли бойкими и расторопными.
- А не случалось ли вам драться, хотя бы из-за девчонок?
- Бывали трения и конфликты, но чересчур разрастаться я им не позволял.
- А родители вас не пороли?
- Иногда слегка пороли – за невыполнение поручения, за ссоры с братьями, за чрезмерное увлечение игрой в футбол. Когда мама приходила выпороть нас, Вагиф убегал, и пока она его ловила, гнев ее остывал. Я же не убегал, и она наносила один удар палкой по ноге, один по спине, а один в сердцах в землю, поскольку огорчалась, что я не убежал. Я страстно увлекался футболом, играл за команду Загаталы, а также на военной службе. Мы сыграли со знаменитой командой «Динамо» (Дрезден), и я забил два гола – один в свои ворота, другой в чужие…
- Когда вы впервые влюбились?
- В первом классе. Вернее, тогда я воспринимал это как любовь, но позже, когда вырос и пережил настоящую любовь, понял, что это было не более чем детское баловство.
- И когда же вы нашли истинную любовь?
- В конце 70-х годов, накануне женитьбы. Я женился по собственному решению. Моя супруга из нашего района и приходится нам родней, а главное – мы полюбили друг друга.
- Есть ли качество, отличающее вас от братьев и сестры, по которому вас знают?
- Сестра гораздо старше нас, и поэтому она была нам также и матерью, отличалась мудростью. Вагиф учился в школе очень хорошо, отличался знаниями. Мустафа, будучи значительно младше нас, был общим любимцем. Я отличался тем, что проявлял активность в решении домашних проблем и семейных вопросов.
- А как насчет «налетов» в сады соседей?
- В наших краях на такие вещи смотрят очень плохо. У нас если ты сорвал у соседа одну-единственную черешню без спроса, это уже считается воровством. Так что я никогда в этом замешан не бывал. Хотя есть места, где, украв фрукты у соседей, гордятся этим.
- Расскажите о самом пакостном вашем поступке того времени.
- Мне трудно говорить об этом. В жизни бывают такие вещи, о которых неприятно вспоминать. Да, были у меня в детстве такие случаи, но рассказать о них я не могу. Глупости это были.
- А можете поделиться самым горьким воспоминанием?
- Горькие случаи, если подойти с детской логикой, на моей памяти были. Вот на первомайских праздниках мы с ребятами играли в центральном парке Загаталы, пили лимонад, лакомились мороженым и прочее, и для этого заблаговременно собирали и сдавали пустые бутылки, чтобы запастись деньгами. Когда мне было лет 7 или 8, в последних числах апреля я собрал много пустых бутылок, но в магазине под каким-то предлогом отказались их принять. Это стало для меня потрясением, от которого я не мог оправиться несколько месяцев. Я почувствовал себя совершенно бессильным.
- Чем вы занимались тогда больше всего?
- Много играл в футбол. Лет с 14-15 стал интересоваться эстрадой. В тот период самой популярной в мире группой был «Бони М», и все мы мечтали иметь рубашки с изображениями членов этой группы. Мы загружали галькой грузовики, и на вырученные таким путем деньги ездили в Грузию и покупали там рубашки, гитары, создали свой эстрадный ансамбль. Хотя я был самым младшим в ансамбле, именно я стал руководителем. Играл на гитаре.
- Нет ли у вас интересных воспоминаний, связанных с этими поездками в Грузию?
- Припоминаю такой интересный случай. В Тбилиси местная футбольная команда сыграла с «Ливерпулем» и одержала победу. На той игре я сидел в передних рядах, над лестницей, заплатив за это место 10 рублей. Помню, что всю игру и еще долго после нее лил сильный дождь.
- Есть ли у вас привычки, от которых хотелось бы избавиться?
- В этом плане как будто все в порядке. В школьные годы я не курил, не употреблял спиртного и не имел других вредных привычек. Курить начал в армии, и потом эта привычка так завладела мной, что одно время выкуривал по четыре пачки в день. В 2000 году я резко бросил курить и с тех пор ни разу не затянулся. Что до спиртного, то водку я никогда не жаловал, любил пиво, но с тех пор, как у меня обнаружилась подагра, и его не пью.
- Кем вы мечтали стать в детстве?
- Одно время мечтал стать пилотом. Лет в 12-14 решил, что буду журналистом, и в 1974 году в районной газете появился мой первый фельетон о сельском почтальоне. Самостоятельным решением я выбрал факультет журналистики Азербайджанского госуниверситета, хотя мама и сестра хотели, чтобы я стал врачом. По возвращении из армии я уже имел немало публикаций в газетах, достаточный стаж, и поэтому сразу же – в 1983 году поступил на факультет журналистики АГУ.
- А как бы вы ребенком отреагировали, если бы кто-то сказал, что вы станете политиком?
- В сущности, уже тогда я стремился к переменам и думал, что когда-нибудь буду кем-то руководить. И в классе, и среди приятелей я всегда был лидером. С другой стороны, я всегда сопротивлялся любой несправедливости. Так что если бы мне задали такой вопрос, я не удивился бы.
- Какие же методы вы использовали в детстве для восстановления справедливости? Например, дрались?
- Такое бывало не раз. Прежде случалось, что в Баку ребят, приехавших из провинции и не знавших города, унижали, а то и били. Я немало сталкивался с такими случаями, и всегда вступался за притесняемых. Вообще я был достаточно силен, чтобы постоять за себя.
Однажды в студенческие годы на нынешней станции метро «28 Май» заметил, что какой-то парень стянул что-то из сумки женщины и стал удаляться. Я побежал следом и схватил вора, но тот замахнулся на меня ножом и сумел убежать.
- А есть ли среди тех, с кем вы дрались в детстве и юности, ныне известные люди?
- Большую часть драчливого периода жизни я провел в Загатале, а здесь людей, известных по всей стране, не так много. С другой стороны, мы в университете очень серьезно боролись против несправедливостей. Как-то раз предстоял экзамен по странному на нынешний взгляд предмету. Зная, что преподаватель намерен собрать с нас деньги, мы сговорились и на экзамен не пошли. Конечно, началось давление, нас различными путями принуждали пойти на экзамен, и тогда мы прибегли к другому приему – на все вопросы дружно отвечали «не знаю». Того преподавателя мы так довели, что он обещал поставить «отлично» тому, кто ответит на вопрос «растут ли в Губе яблоки?» Несколько человек все-таки ответили, но остальные сохранили верность уговору, и экзамен был благополучно сорван. После вмешательства декана тема сбора денег потеряла актуальность, и всем нам выставили оценки.
- Где вы прошли армейскую службу?
- В элитной бригаде ПВО недалеко от Дрездена. В этой части служили почти сплошь русские, вообще славяне, а я попал туда в основном благодаря хорошему владению русским языком.
- И как, национальную дискриминацию на себе ощущали?
- Ощущал с первого момента пребывания в части. До этого я полагал, что в СССР национальной дискриминации нет, а к русским испытывал большое уважение, считал их честными, культурными, во всем превосходящими нас. Но в той части все мои представления развеялись, поскольку в первый же день командир части перед строем всего личного состава оскорбил приведшего меня офицера словами «чего ты привел сюда мусульманина?» В этот миг я вполне убедился, что хваленый советский интернационализм – не более чем фикция.
Спустя несколько дней провели собрание гарнизона. В зале собрали более тысячи солдат-новобранцев различных национальностей. Один из выступивших генералов говорил о происходивших как раз тогда событиях в Афганистане. Он рассказал известный анекдот о том, что афганцы грязны, поскольку они мусульмане, а русские ведут их в баню. В конце своей речи он обратился в зал, нет ли у кого-то вопросов. Я поднял руку; младшие офицеры потребовали сидеть и помалкивать, но генерал уже вызвал меня на трибуну. Я стал говорить, что мусульмане 5 раз в день совершают намаз и каждый раз моются, что древнейшие бани появились на Востоке. Выслушав меня, тот генерал принес присутствующим свои извинения и заверил, что вовсе не хотел оскорблять мусульман.
После того собрания военнослужащие из числа мусульманских народов подходили и благодарили меня. Но я рано радовался, и на протяжении всей службы мне много раз припоминали то мое выступление.
- А именно?
- Известно, что солдат ни в чем так не нуждается, как во сне. Меня же после команды «отбой» в 22 часа то и дело будили и вели в «особый отдел», где принимались долго и нудно допытываться, откуда у меня симпатии к афганцам, как я отношусь к Ирану, имею ли связи с исламской революцией в этой стране и так далее. Вообще после того случая я стал рассматриваться в части как человек политически ненадежный. Меня выслеживали, старались втянуть в различные провокации, спрашивали, не хочу ли я перейти границу ФРГ. Командиров очень беспокоило, что я, мусульманин, достаточно хорошо знаю историю и разбираюсь в мировых событиях.
- Подвергали ли вас наказаниям?
- Нет, прямых наказаний не было, но моральное давление я ощущал сполна.
- Бывали ли в вашей части драки по национальному признаку?
- В целом в гарнизоне, куда входила моя часть, самыми активными были азербайджанцы и чеченцы. То есть народы Южного Кавказа находились под нашей защитой, а Северного Кавказа – защитой чеченцев. Через каждые 6 месяцев, когда поступало пополнение, на стадионе гарнизона представители этих двух народов сходились стенка на стенку, и в зависимости от результата коллективной драки распределялись должности «хлебаристов», резчиков масла, каптерщиков и пр. Даже высшие офицеры не могли вмешаться в эту отлаженную систему.
- А какие «инструменты» использовались в драках?
- Молотки, дубинки, куски арматуры и железа, просто кулаки. Однажды офицеры выпустили автоматную очередь поверх голов, чтобы прекратить побоище.
- И кто же чаще всего одерживал верх?
- Несмотря на численное преобладание азербайджанцев и их союзников, победа доставалась то одной, то другой стороне.
- А погибшие в этих драках бывали?
- Бывали серьезные ранения, резаные и колотые раны, переломы, выбитые челюсти, но смертельных случаев не было. Меня однажды стукнули по голове табуреткой, и я где-то минуту пролежал без сознания, после чего очнулся и продолжил драться. Вообще в армии человек бывает крепок.
- Столкнулись ли вы на первых порах с неуставными отношениями?
- В нашей части дедовщина была очень жесткой. Новобранцев ни за что всячески донимали, били и унижали. Однако благодаря многочисленному контингенту азербайджанцев в гарнизоне практически все азербайджанцы избегали этой неприятной участи. Лично меня соотечественники-дембеля встретили очень уважительно, заступались при необходимости. Позже я стал бороться против этих неписаных «законов», чем навлекал на себя неудовольствие командиров. Офицерам дедовщина была на руку, поскольку в таких условиях им легче было держать рядовых в подчинении.
- Как вы включились в национально-освободительное движение?
- В 1988 году, когда события начинались, я находился в Баку. Но еще до этого участвовал на собраниях союза «Юрд», организации «Чянлибель», в работе кружков Мустафы Тариха Пеймана, но ни одна из этих групп не произвела на меня впечатления серьезной и долговечной. Так, на одном из собраний «Юрда» прозвучали высказывания против талышей, возник скандал, и больше я туда не заходил. В другой раз у Тариха Пеймана на просьбу студента написать ему оценку он ответил: «Ты побей какого-нибудь армянина, вот тогда и поставлю». На собрании «Чянлибель» приняли решение об избрании одного из членов организации секретарем новосозданной Коммунистической партии России. Все это отталкивало меня от названных групп. Но затем на ноябрьских митингах выступления Неймата Панахлы, Сабира Рустамханлы, Абульфаза Эльчибея, Исы Гамбара и других произвели на меня довольно благоприятное впечатление. Особенно здорово выступил Неймат 22 ноября после того, как советские войска оцепили площадь, - считаю, что это была его лучшая речь. Тогда он впервые употребил выражение «оккупационная русская армия», хотя в то время говорить такое было далеко небезопасно. Несмотря на пришедшие в движение танки, сотни тысяч людей на площади не расходились. В этот день я и поклялся посвятить жизнь служению Родине и ее освобождению, борьбе за Карабах. Эту клятву соблюдаю до сих пор.
- Вы молодым еще человеком стали известным политическим деятелем, а при правительстве Народного фронта занимали один из ключевых постов. Связано ли это с вашими способностями?
- Возможно, я обязан этим достаточно широкому кругозору, познаниям в политических процессах, а также своим ораторским данным, смелости и молодости. Например, для того, чтобы меня признали лидером движения в Загатале, оказалось достаточно всего одного выступления. 20 сентября 1989 года состоялся необычный митинг, в котором участвовали члены компартии, приехавшие из Баку члены НФА и работники различных организаций. Одни ораторы хвалили секретаря райкома, одни рассуждали об азербайджанских землях в 3 миллиона квадратных километров. Мне, комсомольскому работнику, слово дали немедленно, но вопреки ожиданиям организаторов я не стал расхваливать партию, а 15 минут говорил о национальных вопросах, стоящих перед Азербайджаном задачах и путях их решения. Даже мои друзья были удивлены, откуда я все это знаю. С тех пор все участники движения в Загатале стали собираться вокруг меня.
В 1990 году я собрал 84% голосов и прошел в депутаты от Загаталы. Но в верхах меня принять не хотели, а однажды в качестве противовеса мне отправили в Загаталу Бахтияра Вахабзаде. Однако последний, убедившись в моей популярности, отказался выдвигать кандидатуру от нашего района. В 1991-м я был избран членом президиума, а в 1992-м – председателем верховного меджлиса НФА. То есть до назначения государственным советником я назначался на выборные посты, других факторов в моем продвижении не было.
- Почему вы выбрали именно партию «Мусават»?
- В то время Народный фронт был образованием весьма пестрым, туда собирались люди самых различных взглядов. С самого начала мне было ясно, что с некоторыми из них мне не по пути. С людьми чрезмерно амбициозными, но лишенными государственного мышления и не понимающими глубоко задач организации, мне делать было нечего. Я видел себя в одном ряду с людьми, умными, способными, достойными, интеллигентными, и поэтому примкнул к группе Исы Гамбара, Хикмета Гаджизаде, Сабита Багирова.
- Каков самый трудный и самый приятный период в вашей жизни?
- Самый успешный период – 89-93-е годы. В этот период я был полон энергии и работоспособности, стремления самоутвердиться. Самым трудным периодом, наверное, было детство – естественно, если учесть, что я рано потерял отца и рос в бедности.
Турал Талехоглу
|
|
 |
 |
 |
 |
 |
16:25 30-07-2010
Редакция Vesti.Az продолжает вести рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.
Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем и уважаем. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей.
Сегодня в гостях у рубрики руководитель аппарата партии «Мусават» Ариф Гаджилы.
- Хотелось бы узнать вашу краткую биографию.
- Я родился 22 января 1962 года в селе Юхары Тала Загаталского района в семье учителя. Мой отец долгие годы преподавал историю, занимал посты заместителя директора и директора в сельской школе, а мать была домохозяйкой. Но после кончины отца в 1972 году, когда ему было 46 лет, мать стала работать в колхозе, и мы работали наряду с ней. Нас в семье четверо детей – сестра на 9 лет старше меня, брат Вагиф на полтора года старше, а младший брат Мустафа на 10 лет младше, и отец умер как раз в преддверии его появления на свет, отчего ему и дали отцовское имя. Моей матери Захиде ханум сейчас 78 лет, и ввиду преклонного возраста, а также проблем со здоровьем она живет вместе с нами в Баку, и только летом на 2-3 месяца уезжает в деревню.
- Каким вы были в детстве?
- Не особенно проказливым, но и отнюдь не тихим. Я вырос в бедной и интеллигентной семье, и поэтому чрезмерно баловаться было неуместно. Мы росли бойкими и расторопными.
- А не случалось ли вам драться, хотя бы из-за девчонок?
- Бывали трения и конфликты, но чересчур разрастаться я им не позволял.
- А родители вас не пороли?
- Иногда слегка пороли – за невыполнение поручения, за ссоры с братьями, за чрезмерное увлечение игрой в футбол. Когда мама приходила выпороть нас, Вагиф убегал, и пока она его ловила, гнев ее остывал. Я же не убегал, и она наносила один удар палкой по ноге, один по спине, а один в сердцах в землю, поскольку огорчалась, что я не убежал. Я страстно увлекался футболом, играл за команду Загаталы, а также на военной службе. Мы сыграли со знаменитой командой «Динамо» (Дрезден), и я забил два гола – один в свои ворота, другой в чужие…
- Когда вы впервые влюбились?
- В первом классе. Вернее, тогда я воспринимал это как любовь, но позже, когда вырос и пережил настоящую любовь, понял, что это было не более чем детское баловство.
- И когда же вы нашли истинную любовь?
- В конце 70-х годов, накануне женитьбы. Я женился по собственному решению. Моя супруга из нашего района и приходится нам родней, а главное – мы полюбили друг друга.
- Есть ли качество, отличающее вас от братьев и сестры, по которому вас знают?
- Сестра гораздо старше нас, и поэтому она была нам также и матерью, отличалась мудростью. Вагиф учился в школе очень хорошо, отличался знаниями. Мустафа, будучи значительно младше нас, был общим любимцем. Я отличался тем, что проявлял активность в решении домашних проблем и семейных вопросов.
- А как насчет «налетов» в сады соседей?
- В наших краях на такие вещи смотрят очень плохо. У нас если ты сорвал у соседа одну-единственную черешню без спроса, это уже считается воровством. Так что я никогда в этом замешан не бывал. Хотя есть места, где, украв фрукты у соседей, гордятся этим.
- Расскажите о самом пакостном вашем поступке того времени.
- Мне трудно говорить об этом. В жизни бывают такие вещи, о которых неприятно вспоминать. Да, были у меня в детстве такие случаи, но рассказать о них я не могу. Глупости это были.
- А можете поделиться самым горьким воспоминанием?
- Горькие случаи, если подойти с детской логикой, на моей памяти были. Вот на первомайских праздниках мы с ребятами играли в центральном парке Загаталы, пили лимонад, лакомились мороженым и прочее, и для этого заблаговременно собирали и сдавали пустые бутылки, чтобы запастись деньгами. Когда мне было лет 7 или 8, в последних числах апреля я собрал много пустых бутылок, но в магазине под каким-то предлогом отказались их принять. Это стало для меня потрясением, от которого я не мог оправиться несколько месяцев. Я почувствовал себя совершенно бессильным.
- Чем вы занимались тогда больше всего?
- Много играл в футбол. Лет с 14-15 стал интересоваться эстрадой. В тот период самой популярной в мире группой был «Бони М», и все мы мечтали иметь рубашки с изображениями членов этой группы. Мы загружали галькой грузовики, и на вырученные таким путем деньги ездили в Грузию и покупали там рубашки, гитары, создали свой эстрадный ансамбль. Хотя я был самым младшим в ансамбле, именно я стал руководителем. Играл на гитаре.
- Нет ли у вас интересных воспоминаний, связанных с этими поездками в Грузию?
- Припоминаю такой интересный случай. В Тбилиси местная футбольная команда сыграла с «Ливерпулем» и одержала победу. На той игре я сидел в передних рядах, над лестницей, заплатив за это место 10 рублей. Помню, что всю игру и еще долго после нее лил сильный дождь.
- Есть ли у вас привычки, от которых хотелось бы избавиться?
- В этом плане как будто все в порядке. В школьные годы я не курил, не употреблял спиртного и не имел других вредных привычек. Курить начал в армии, и потом эта привычка так завладела мной, что одно время выкуривал по четыре пачки в день. В 2000 году я резко бросил курить и с тех пор ни разу не затянулся. Что до спиртного, то водку я никогда не жаловал, любил пиво, но с тех пор, как у меня обнаружилась подагра, и его не пью.
- Кем вы мечтали стать в детстве?
- Одно время мечтал стать пилотом. Лет в 12-14 решил, что буду журналистом, и в 1974 году в районной газете появился мой первый фельетон о сельском почтальоне. Самостоятельным решением я выбрал факультет журналистики Азербайджанского госуниверситета, хотя мама и сестра хотели, чтобы я стал врачом. По возвращении из армии я уже имел немало публикаций в газетах, достаточный стаж, и поэтому сразу же – в 1983 году поступил на факультет журналистики АГУ.
- А как бы вы ребенком отреагировали, если бы кто-то сказал, что вы станете политиком?
- В сущности, уже тогда я стремился к переменам и думал, что когда-нибудь буду кем-то руководить. И в классе, и среди приятелей я всегда был лидером. С другой стороны, я всегда сопротивлялся любой несправедливости. Так что если бы мне задали такой вопрос, я не удивился бы.
- Какие же методы вы использовали в детстве для восстановления справедливости? Например, дрались?
- Такое бывало не раз. Прежде случалось, что в Баку ребят, приехавших из провинции и не знавших города, унижали, а то и били. Я немало сталкивался с такими случаями, и всегда вступался за притесняемых. Вообще я был достаточно силен, чтобы постоять за себя.
Однажды в студенческие годы на нынешней станции метро «28 Май» заметил, что какой-то парень стянул что-то из сумки женщины и стал удаляться. Я побежал следом и схватил вора, но тот замахнулся на меня ножом и сумел убежать.
- А есть ли среди тех, с кем вы дрались в детстве и юности, ныне известные люди?
- Большую часть драчливого периода жизни я провел в Загатале, а здесь людей, известных по всей стране, не так много. С другой стороны, мы в университете очень серьезно боролись против несправедливостей. Как-то раз предстоял экзамен по странному на нынешний взгляд предмету. Зная, что преподаватель намерен собрать с нас деньги, мы сговорились и на экзамен не пошли. Конечно, началось давление, нас различными путями принуждали пойти на экзамен, и тогда мы прибегли к другому приему – на все вопросы дружно отвечали «не знаю». Того преподавателя мы так довели, что он обещал поставить «отлично» тому, кто ответит на вопрос «растут ли в Губе яблоки?» Несколько человек все-таки ответили, но остальные сохранили верность уговору, и экзамен был благополучно сорван. После вмешательства декана тема сбора денег потеряла актуальность, и всем нам выставили оценки.
- Где вы прошли армейскую службу?
- В элитной бригаде ПВО недалеко от Дрездена. В этой части служили почти сплошь русские, вообще славяне, а я попал туда в основном благодаря хорошему владению русским языком.
- И как, национальную дискриминацию на себе ощущали?
- Ощущал с первого момента пребывания в части. До этого я полагал, что в СССР национальной дискриминации нет, а к русским испытывал большое уважение, считал их честными, культурными, во всем превосходящими нас. Но в той части все мои представления развеялись, поскольку в первый же день командир части перед строем всего личного состава оскорбил приведшего меня офицера словами «чего ты привел сюда мусульманина?» В этот миг я вполне убедился, что хваленый советский интернационализм – не более чем фикция.
Спустя несколько дней провели собрание гарнизона. В зале собрали более тысячи солдат-новобранцев различных национальностей. Один из выступивших генералов говорил о происходивших как раз тогда событиях в Афганистане. Он рассказал известный анекдот о том, что афганцы грязны, поскольку они мусульмане, а русские ведут их в баню. В конце своей речи он обратился в зал, нет ли у кого-то вопросов. Я поднял руку; младшие офицеры потребовали сидеть и помалкивать, но генерал уже вызвал меня на трибуну. Я стал говорить, что мусульмане 5 раз в день совершают намаз и каждый раз моются, что древнейшие бани появились на Востоке. Выслушав меня, тот генерал принес присутствующим свои извинения и заверил, что вовсе не хотел оскорблять мусульман.
После того собрания военнослужащие из числа мусульманских народов подходили и благодарили меня. Но я рано радовался, и на протяжении всей службы мне много раз припоминали то мое выступление.
- А именно?
- Известно, что солдат ни в чем так не нуждается, как во сне. Меня же после команды «отбой» в 22 часа то и дело будили и вели в «особый отдел», где принимались долго и нудно допытываться, откуда у меня симпатии к афганцам, как я отношусь к Ирану, имею ли связи с исламской революцией в этой стране и так далее. Вообще после того случая я стал рассматриваться в части как человек политически ненадежный. Меня выслеживали, старались втянуть в различные провокации, спрашивали, не хочу ли я перейти границу ФРГ. Командиров очень беспокоило, что я, мусульманин, достаточно хорошо знаю историю и разбираюсь в мировых событиях.
- Подвергали ли вас наказаниям?
- Нет, прямых наказаний не было, но моральное давление я ощущал сполна.
- Бывали ли в вашей части драки по национальному признаку?
- В целом в гарнизоне, куда входила моя часть, самыми активными были азербайджанцы и чеченцы. То есть народы Южного Кавказа находились под нашей защитой, а Северного Кавказа – защитой чеченцев. Через каждые 6 месяцев, когда поступало пополнение, на стадионе гарнизона представители этих двух народов сходились стенка на стенку, и в зависимости от результата коллективной драки распределялись должности «хлебаристов», резчиков масла, каптерщиков и пр. Даже высшие офицеры не могли вмешаться в эту отлаженную систему.
- А какие «инструменты» использовались в драках?
- Молотки, дубинки, куски арматуры и железа, просто кулаки. Однажды офицеры выпустили автоматную очередь поверх голов, чтобы прекратить побоище.
- И кто же чаще всего одерживал верх?
- Несмотря на численное преобладание азербайджанцев и их союзников, победа доставалась то одной, то другой стороне.
- А погибшие в этих драках бывали?
- Бывали серьезные ранения, резаные и колотые раны, переломы, выбитые челюсти, но смертельных случаев не было. Меня однажды стукнули по голове табуреткой, и я где-то минуту пролежал без сознания, после чего очнулся и продолжил драться. Вообще в армии человек бывает крепок.
- Столкнулись ли вы на первых порах с неуставными отношениями?
- В нашей части дедовщина была очень жесткой. Новобранцев ни за что всячески донимали, били и унижали. Однако благодаря многочисленному контингенту азербайджанцев в гарнизоне практически все азербайджанцы избегали этой неприятной участи. Лично меня соотечественники-дембеля встретили очень уважительно, заступались при необходимости. Позже я стал бороться против этих неписаных «законов», чем навлекал на себя неудовольствие командиров. Офицерам дедовщина была на руку, поскольку в таких условиях им легче было держать рядовых в подчинении.
- Как вы включились в национально-освободительное движение?
- В 1988 году, когда события начинались, я находился в Баку. Но еще до этого участвовал на собраниях союза «Юрд», организации «Чянлибель», в работе кружков Мустафы Тариха Пеймана, но ни одна из этих групп не произвела на меня впечатления серьезной и долговечной. Так, на одном из собраний «Юрда» прозвучали высказывания против талышей, возник скандал, и больше я туда не заходил. В другой раз у Тариха Пеймана на просьбу студента написать ему оценку он ответил: «Ты побей какого-нибудь армянина, вот тогда и поставлю». На собрании «Чянлибель» приняли решение об избрании одного из членов организации секретарем новосозданной Коммунистической партии России. Все это отталкивало меня от названных групп. Но затем на ноябрьских митингах выступления Неймата Панахлы, Сабира Рустамханлы, Абульфаза Эльчибея, Исы Гамбара и других произвели на меня довольно благоприятное впечатление. Особенно здорово выступил Неймат 22 ноября после того, как советские войска оцепили площадь, - считаю, что это была его лучшая речь. Тогда он впервые употребил выражение «оккупационная русская армия», хотя в то время говорить такое было далеко небезопасно. Несмотря на пришедшие в движение танки, сотни тысяч людей на площади не расходились. В этот день я и поклялся посвятить жизнь служению Родине и ее освобождению, борьбе за Карабах. Эту клятву соблюдаю до сих пор.
- Вы молодым еще человеком стали известным политическим деятелем, а при правительстве Народного фронта занимали один из ключевых постов. Связано ли это с вашими способностями?
- Возможно, я обязан этим достаточно широкому кругозору, познаниям в политических процессах, а также своим ораторским данным, смелости и молодости. Например, для того, чтобы меня признали лидером движения в Загатале, оказалось достаточно всего одного выступления. 20 сентября 1989 года состоялся необычный митинг, в котором участвовали члены компартии, приехавшие из Баку члены НФА и работники различных организаций. Одни ораторы хвалили секретаря райкома, одни рассуждали об азербайджанских землях в 3 миллиона квадратных километров. Мне, комсомольскому работнику, слово дали немедленно, но вопреки ожиданиям организаторов я не стал расхваливать партию, а 15 минут говорил о национальных вопросах, стоящих перед Азербайджаном задачах и путях их решения. Даже мои друзья были удивлены, откуда я все это знаю. С тех пор все участники движения в Загатале стали собираться вокруг меня.
В 1990 году я собрал 84% голосов и прошел в депутаты от Загаталы. Но в верхах меня принять не хотели, а однажды в качестве противовеса мне отправили в Загаталу Бахтияра Вахабзаде. Однако последний, убедившись в моей популярности, отказался выдвигать кандидатуру от нашего района. В 1991-м я был избран членом президиума, а в 1992-м – председателем верховного меджлиса НФА. То есть до назначения государственным советником я назначался на выборные посты, других факторов в моем продвижении не было.
- Почему вы выбрали именно партию «Мусават»?
- В то время Народный фронт был образованием весьма пестрым, туда собирались люди самых различных взглядов. С самого начала мне было ясно, что с некоторыми из них мне не по пути. С людьми чрезмерно амбициозными, но лишенными государственного мышления и не понимающими глубоко задач организации, мне делать было нечего. Я видел себя в одном ряду с людьми, умными, способными, достойными, интеллигентными, и поэтому примкнул к группе Исы Гамбара, Хикмета Гаджизаде, Сабита Багирова.
- Каков самый трудный и самый приятный период в вашей жизни?
- Самый успешный период – 89-93-е годы. В этот период я был полон энергии и работоспособности, стремления самоутвердиться. Самым трудным периодом, наверное, было детство – естественно, если учесть, что я рано потерял отца и рос в бедности.
Турал Талехоглу
Подписаться на:
Сообщения (Atom)